Павел Селюнин

Однако это приводит к ситуации, когда конкурсный управляющий оказывается в затруднительном положении: ему вменена обязанность по возврату документации, но отсутствие доступа к достоверной информации о ее местонахождении ограничивает его возможности в выполнении этой обязанности. Указанная правовая позиция суда делает фактически невозможным истребование документации у бывших руководителей, ввиду чего судам следует найти баланс интересов сторон по указанным категориям споров.

Суды указали на обязанность истца доказать ряд обстоятельств, таких как пользование объектами ответчиком, а также сформулировали свои выводы на основе фактов отсутствия государственной регистрации и неподписания актов приемки-передачи, однако не исследовали причины неподписания, ответственность за которые нес ответчик. П. 3 ст. 3 закона об инвестиционной деятельности от 25.02.1999  № 39-ФЗ устанавливает важное правило для объектов, строящихся с привлечением внебюджетных источников финансирования на земельных участках, находящихся в государственной или муниципальной собственности по договорам, заключенным до 01.01.2011, предусматривающим распределение площади соответствующего объекта инвестиционной деятельности между сторонами данного договора. Такие объекты признаются долевой собственностью сторон до момента государственной регистрации прав собственности на них с учетом распределения долей, предусмотренного данным договором.

Суд может отказать в правопреемстве, если обнаружит аффилированность цессионария с должником или его кредиторами, подозрения в злоупотреблении правом и манипуляциях с процедурой банкротства. Конкретными основаниями для отказа могут стать: отсутствие в конкурсной массе должника какого-либо имущества для погашения задолженности пред кредиторами, низкая стоимость выкупленных прав требований. По мнению судов, эти обстоятельства означают, во-первых, неразумность сделки, во-вторых, ее экономическую необоснованность. В защиту позиции цессионария можно привести аргументы о реальном характере сделки, отсутствии намерения контролировать банкротство и разумной цене покупки. Указанные доводы должны подтверждаться реальными доказательствами (ссылки на наличие имущества в конкурсной массе, разумной расчет стоимости права требования). Справедливая цена задолженности на торгах определяется исходя из рыночной стоимости активов, экономических перспектив взыскания и возможных затрат. Суд учитывает соответствие цены экономической реальности и условиям свободной конкуренции, а также прозрачность торгов (количество участников, их поведение и активность при проведении процедуры). Суды в России допускают приобретение задолженности аффилированным лицом в рамках процедуры банкротства при соблюдении ряда условий, которые свидетельствуют о добросовестности сделки и отсутствии попыток ущемить права других кредиторов. Основные критерии, которыми руководствуются суды: отсутствие злоупотребления правом, рыночные условия сделки, отсутствие ущерба для конкурсной массы, прозрачность сделки, отсутствие конфликта интересов.

Позиция АС Западно-Сибирского округа направлена на защиту кредиторов, прежде всего, залоговых. Суд указывает на конкретные признаки, свидетельствующие о злоупотреблениях должника в отношении его имущества. Добросовестный должник в аналогичной ситуации должен был получить согласие залогодержателя, а при экстраординарных, оправдывающих обстоятельствах - направить пропорциональную часть выручки на погашение задолженности перед банком. Кроме того, добросовестный должник предоставил бы банку сведения о новом владельце предмета залога и местонахождении последнего. Именно эта, последняя, позиция выражает новый критерий оценки недобросовестности должника — невозможность фактического исполнения судебного акта об обращении взыскания на заложенное имущество в отношении его нового собственника. Этот критерий в дальнейшем будет учитываться в практике нижестоящих судов и способствовать сохранению преимуществ залогового кредитора, успевшего выручить обеспечение своих требований. На наш взгляд, данное решение представляет собой справедливую компенсацию для залогового кредитора за допущенные со стороны должника нарушения прав банка в виде лишения возможности удовлетворения требований.

В рамках данного дела кассационной инстанции пришлось столкнуться со сложным институтом наследственной трансмиссии. Сложность рассмотрения создалась из-за небольшой разницы в датах смерти отца и сына и принятия матерью наследства именно от своего мужа, но не от сына. Нижестоящая инстанция ссылалась на включение наследуемого имущества сына в наследуемое имущество отца. Однако судом кассационной инстанции была грамотно выстроена хронология событий и выделены существенные моменты, которые позволили сделать правильный вывод. Так, мать не совершала все необходимые и достаточные действия для принятия наследства сына от имени своего умершего супруга. Сам отец до своей смерти также наследство принять от умершего ранее сына не успел. В связи с чем, в состав наследуемого имущества отца никак не могло войти и имущество его сына. Такие подробно расписанные судебные акты определенно хорошо скажутся на судебной практике в целом и сделают институт наследственной трансмиссии понятным для более широкого круга людей.

Законодатель презюмирует, что ответственность за отсутствие или искажение бухгалтерской и (или) отчетной документации на момент введения наблюдения, которые затрудняют проведение процедур банкротства, берут на себя именно контролирующие должника лица. Судебный акт кассационной инстанции по рассматриваемому делу составлен из соображений недопущения формального подхода к применению указанной выше презумпции. Сама обязанность последнего руководителя передать документацию и ценности должника конкурсному управляющему не должна ставиться во главу угла. При привлечении к субсидиарной ответственности руководителей должника судам необходимо учитывать ряд моментов и получить дополнительные объяснения от заявителя. В частности, какие применялись меры для получения такой документации у руководителя, как ее отсутствие повлияло на проведение процедур банкротства и т.д. Разъяснения суда кассационной инстанции могут стать основой для выстраивания судебной практики, не допускающей необоснованное привлечение контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности.

Постановление суда кассационной инстанции стоит признать положительным примером для лиц, в отношении которых может быть возбуждена процедура банкротства. Позиция суда апелляционной инстанции, с которой не согласился арбитражный суд округа, является прокредиторской. При этом она не учитывала существенных ограничений в интересах кредиторов, налагаемых на гражданина при процедуре банкротства. Фактический запрет физическому лицу добиться прекращения процедуры путем погашения включенных в реестр требований может, во-первых, поставить граждан в крайне уязвимое положение перед кредиторами, а во-вторых, дестимулировать их к оплате имеющихся задолженностей. Суд кассационной инстанции правильно, на наш взгляд, учел специфику дел о банкротстве физических лиц. В связи с этим окончательное решение выглядит более справедливым и правильным. При этом указанная позиция должна положительно отразиться на судебной практике, поскольку был разрешен вопрос, по которому отсутствовали прямые разъяснения в законе.

Вопрос о наличии причинной связи между действием (бездействием) управляющего и причиненными убытками всегда является наиболее сложным в подобного рода спорах. В данном случае конкурсный управляющий допустил целый ряд бездействий, повлекших негативный результат. Как профессионал, такое лицо должно обеспечивать не только пополнение, но сохранность конкурсной массы на будущее, в том числе посредством получения информации о судебных делах с участием должника. Фигура управляющего предполагает доверие к такому лицу со стороны суда и лиц, входящих в орбиту несостоятельного субъекта. Подобное длительное неисполнение обязанностей управляющего вряд ли может остаться безнаказанным даже принимая во внимание нетривиальность вопроса о наличии причинно-следственной связи. Следует учитывать существующую практику ВС о взыскании убытков в случаях нераспределения конкурсной массы и ликвидации ответчиков-держателей потенциальных активов должника. Поэтому рассматриваемое постановление с высокой степенью вероятности может быть отменено.

При рассмотрении дела в порядке кассационного производства СКЭС Верховного суда затрагивает проблему реализации законных имущественных интересов, возникающих у лизингодателя и лизингополучателя при заключении договоров выкупного лизинга. Судом оцениваются вероятность и способы восстановления имущественного положения лица, понесшего убытки и не реализовавшего свой интерес по сделке. Видится, что такая судебная практика будет способствовать изменению и корректировке положений договоров лизинга относительно качества и комплектности предмета лизинга. Также значительно изменится ответственность за ненадлежащее исполнение договора. Тем не менее, Верховный суд в очередной раз подтвердил прокредиторский подход законодательства о банкротстве. Принцип наибольшего благоприятствования взыскателю как нельзя лучше отражается в последней судебной практике Верховного суда. Есть основания полагать, что предложенные разъяснения судебной коллегии поспособствуют грамотному и справедливому разрешению спора при новом рассмотрении.

Следует согласиться с позицией арбитражного суда округа. Действительно, как следует из текста принятых судебных актов, нижестоящие инстанции утвердили мировое соглашение, не соответствующее предъявляемым к нему требованиям. Для банка, не участвовавшего в утверждении мирового соглашения, это создало реальную угрозу не получить исполнение по обязательствам. Данное постановление должно положительно повлиять на практику утверждения мировых соглашений. Так, арбитражный суд округа дал четкое указание: в случае заключения мирового соглашения в процедуре банкротства оно должно учитывать интересы всех участников дела, а также четко определять сроки погашения задолженности и размер платежей. При этом ни о какой принципиальной невозможности мирного завершения банкротства речи не идет. Если собрание кредиторов предложит такой проект, который позволит всем получить исполнение в соответствии с их требованиями, такое соглашение может быть утверждено.

В рассматриваемом деле кассационная жалоба вместе с материалами обособленного спора переданы для рассмотрения в СКЭС Верховного суда для установления стандарта доказывания финансовой возможности ответчика при оспаривании сделки, совершенной при неравноценном встречном исполнении. Был установлен перечень обстоятельств, подлежащих доказыванию конкретно по спорам о недействительности сделок, основанных на неравноценном встречном предоставлении. Конкретно оценивались обстоятельства совершения сделки и процессуальное поведение стороны сделки при рассмотрении спора. Можно надеяться, что ВС установит ориентиры по оспариванию сделок, совершенных при неравноценном встречном предоставлении - конкретно по договорам купли-продажи между физическими лицами. Более того, важной проблемой является соотношение безналичной и наличной оплаты суммы сделки. Более того, надеюсь, что ВС еще раз выскажется о фигуре добросовестного приобретателя, конкретно по оспариванию сделок между физическими лицами. Ожидаю знаковую позицию ВС по критериям доказывания оспаривания сделок в банкротстве физлиц.

Суд округа смело оппонирует доминирующей судебной практике, не допускающей обход срока подозрительности за счет общегражданских оснований. Суд первой инстанции, усмотрев очевидную цель должника вывести имущество на аффилированное лицо, решил «закрыть глаза» на формальное нарушение срока, но не стал рассуждать о мнимости сделки. В этом плане суд округа указал на правильную допустимую квалификацию сделки по статьям 10, 168, 170 ГК РФ. По существу поднимается вопрос о наличии у сделки пороков, выходящих за пределы дефектов подозрительных сделок, однако суд не разъясняет, какие обстоятельства дела следует считать таковыми, то есть какие именно пороки являются экстраординарными и позволяют оспорить сделку по общим основаниям. С одной стороны, новая практика может оживить возможность возврата в конкурсную массу имущества, которое отчуждено по сделке с явно противоправной целью, но при этом формально не подлежащей оспариванию. С другой стороны, суду первой инстанции придется самостоятельно устанавливать факты, свидетельствующие о сговоре сторон. С учетом принятия судами и участниками дела расписок в качестве доказательства встречного предоставления потенциал оспаривания сомнителен. В силу изложенного, представляется, что окружной суд упустил возможность более подробно раскрыть тему и устранить правовую неопределенность в вопросе пороков сделки, выходящих за диспозицию норм о подозрительных и преференциальных сделках.

Причины нераспространения моратория на лиц, заявление о банкротстве которых уже принято судом, понятно. Государством презюмируется их неплатежеспособность и, как результат, нецелесообразность «спасения очевидно утопающего» предприятия. Если же дело о банкротстве было возбуждено в отношении в целом платежеспособного лица, впоследствии погасившего задолженность, ущемление его прав в получении мер поддержки трудно признать справедливым решением. В противном случае, правила действия моратория противоречат его назначению, поскольку рассчитывающая на льготы организация лишается их без обоснованных соображений. В этом контексте позиция Верховного Суда позволит исправить практику, при которой компании в ситуации разового кассового разрыва лишаются возможности получить спасительный мораторий и из-за начисленной неустойки всё же приходят к объективному банкротству. Отметим, что предпосылки к формулированию данной позиции имелись ещё в Определении ВС РФ от 07.12.2023 по жалобе общества «Больверк», в котором суд отметил правовое значение прекращения производства по делу о банкротстве ответчика.