Юрий Самолетников

То есть, если установлен факт, что договор заключен гражданином и для потребительской (т.е. любой иной кроме инвестиционной) цели, то такое требование подлежит включению в «приоритетную» третью очередь. В ином случае – требование подлежит учету в четвертой очереди. Из судебных актов по рассматриваемому кейсу усматривается, что требование СК «Милославский парк»: (1) вытекает из договоров, которые первоначально были заключены с гражданами; (2) не установлен факт того, что при заключении первоначальных договоров преследовалась инвестиционная цель. Кроме того, «СК “Миловский парк”» указывал, что его действия по приобретению требований у граждан также не преследовали инвестиционную цель – были направлены на восстановление прав граждан в рамках банкротства ООО «КилСтройИнвест» путем реализации дорожной карты, утвержденной Правительством республики. Соответственно, из обстоятельств дела, приведенных судами нижестоящих инстанций, требование «СК “Миловский парк”» соответствует критериям для учета его в третьей очереди.

Данный постулат не является новым, упоминается в судебных актах различных инстанций, вплоть до Верховного Суда. В то же время, на практике, повышенный стандарт доказывания законности сделки с должником для аффилированного контрагента зачастую повышается настолько, что превращается в неопровержимую презумпцию с последующим признанием сделки недействительной. В рамках рассматриваемого дела, при установленном факте представления займа, суды признали возврат займа недействительной сделкой, поскольку займодавцем был аффилированный бывший бухгалтер должника. То есть при установленном факте отсутствия вреда для должника, именно аффилированность стала основанием для признания сделки недействительной. Представляется, что эффективная реализация сложившегося правоприменительного принципа “сама по себе аффилированность – не порок” возможна через применение методологического принципа Бритвы Оккама: “Не следует множить сущее без необходимости”. То есть при принятии решения о признании сделки недействительной (не берем ст. 61.3 ЗоБ) следует установить, причинила ли в действительности рассматриваемая сделка вред. При отсутствии факта причинения вреда, вне зависимости от аффилированности/иных обстоятельств, сделка не подлежит признанию недействительной.

Без отмены акта Бутырского районного суда требование в просуженной части не подлежит изменению в силу принципа обязательности судебных актов (ст. 16 АПК РФ, ст. 13 ГПК РФ) и ст. 16 закона о банкротстве. В то же время в части взысканной в рамках дела о банкротстве дополнительной неустойки Верховный суд с большой долей вероятности укажет на то, что суды должны были самостоятельно вынести на обсуждение вопрос о явной несоразмерности неустойки. Такое долженствование следует не только из необходимости защиты интересов должника, но и направлено на защиту интересов кредиторов, которые в условиях недостаточности имущества для погашения требований конкурируют и между собой.

Специфика данного кейса заключается в том, что основаниями для привлечения к субсидиарной ответственности во многом послужили не сделки, совершенные непосредственно самим должником-банкротом (банк "ВВБ"), а сделки, совершенные другой структурой (КБ "Верхневолжский"), которая позднее уже была присоединена к должнику. Одобрение ЦБ названной сделки по присоединению в конечном итоге не помогло конвалидировать сделку, поскольку был установлен факт представления в ЦБ отчетности с искусственными экономическими показателями. Рассматриваемый кейс также добавляет еще один яркий пример в копилку примеров фактической аффилированности. Судами была установлена аффилированность ряда лиц на основании того, что они были членами экипажа одной яхты. Так, судами было установлено, что Юрченко Г. Н. являлся капитаном яхты «Николаев», Свергунов А. Н. — механиком на данной яхте, Астафьев Е. К. — членом экипажа яхты. Принимая во внимание в том числе данный факт, суд пришел к выводу, что указанные лица при заключении между собой сделок имели общую противоправную цель.

Однако суды не учли процессуальный механизм, предусмотренный для такого вида споров — п. 6 ст. 61.16 закона о банкротстве. В силу названного пункта в рамках банкротства КДЛ срок для заявления о включении требования, основанием которого выступает его субсидиарная ответственность, начинает течь с момента подачи заявления о привлечении к субсидиарной ответственности в деле о банкротстве должника. Далее суд приостанавливает рассмотрение такого требования о включении до вступления в законную силу судебного акта по субсидиарной ответственности КДЛ. Такой процессуальный механизм является оптимальным, поскольку создает определенность для иных кредиторов в деле о банкротстве контролирующего должника лица и, в том числе, направлен на недопущение излишнего затягивания дела о банкротстве КДЛ.

Суть подхода: при толковании условий договора уступки права, входящего в состав солидарных обязательств, следует по общему правилу исходить из единовременной уступки всех солидарных требований — как упомянутых в договоре, так и не упомянутых в нем. То есть отказ во взыскании убытков в настоящем деле был мотивирован не отсутствием виновных действий со стороны конкурсного управляющего, а фактом отчуждения требований по вменяемой управляющему сделке в пользу третьего лица, в связи с чем право требования убытков также перешло третьему лицу. Рассматриваемый правовой подход при том, что он полностью соответствует закону, может быть использован для эвакуации недобросовестных управляющих из банкротных процедур без возможности привлечения таких управляющих к убыткам. Для того, чтобы не допустить приведенной ситуации, при продаже требований из недействительных сделок на торгах, рекомендую рассмотреть вариант включения в договор цессии оговорки, согласно которой покупателю не будет переходить право требования убытков к управляющему за совершение таких сделок.

Заявление конкурсного управляющего, которое удовлетворили суды нижестоящих инстанций, было основано на том, что зачет от 21.10.2020 года является мнимой сделкой, поскольку изготовлен в иную дату — после 05.10.2022 года. Такие действия, по мнению заявителя, были направлены на преодоление установленного законом запрета на проведение зачета после начала процедуры банкротства. В дело были представлены соответствующие доказательства, которые были оценены судами. Кассация же, отправляя спор на новое рассмотрение, указала на то, что судами не исследована реальность взаимных обязательств, по которым был осуществлен зачет. Представляется, что это уже совсем другая грань недействительности, которая не заявлялась управляющим и правомерно не учитывалась судами при определении предмета доказывания и принятии решения по спору. Даже если при новом рассмотрении судами будет установлена реальность зачитываемых обязательств, изготовление соглашения о зачете задним числом уже после запуска процедуры банкротства является самостоятельным основанием для признания зачета недействительным.

В рассматриваемом случае, как представляется, обстоятельства однозначны: с учетом одного из базовых принципов гражданского права (строение следует за землей), усматриваются нарушения при проведении торгов, поскольку вместе с землей, сведения о которой были указаны в сообщении о торгах, были реализованы и здания, сведения о которых в сообщении о торгах отсутствовали. Соответственно, внешние участники торгов, не связанные с должником, не знали и не могли знать о таком скрытом дополнении к продаваемому лоту, в то же время конкурсный управляющий в силу своих полномочий об имуществе должника был знать обязан. Для признания торгов недействительными по заявленным ст. 10, 168 ГК РФ нижестоящим судам необходимо было установить последний элемент: знал ли кредитор, который оставлял имущество за собой, о скрытом имуществе. Не исследование судами данного обстоятельства и послужило одним из оснований для отправления спора на новое рассмотрение.

С учетом того, что в рамках банкротства Нины Максименко была проведена экспертиза по стоимости того же имущества и учитывая схожий состав участников, подобный ход суда логичен и обоснован, соответствует принципу процессуальной экономии. Следование принципу процессуальной экономии прослеживается и в действиях кассации, квалифицировавшей как недобросовестные действия Иванса Кузнецовса, который только при новом рассмотрении спора в суде апелляционной инстанции заявил довод о том, что участником ООО «Печатный дворъ» являлся его полный однофамилец. Единственная инстанция, в действиях которой в данном обособленном споре сложно усмотреть соблюдение принципа процессуальной экономии — апелляционная инстанция, которая, помимо прочего, и назначила экспертизу при наличии в материалах дела экспертного заключения; и приняла новые доводы ответчиков, которые не заявлялись в первой инстанции; и как один из мотивов отказа в удовлетворении заявления указала на то обстоятельство, что управляющий не подавалось отдельное заявление об оспаривании сделки, по которой вменяются убытки.

Опуская вопрос правильности применения норм права, позиция первой инстанции последовательная, логичная: за вывод актива к ответственности привлечен как основной выгодоприобретатель по сделкам с должником (ООО «Югтранзитзерно-экспо»), так и контролирующие выгодоприобретателя лица (Александр Есин, Сергей Старовойтов и Сергей Зеленский). Апелляция же своим судебным актом (расписанным на 30 листов) исключила из перечня привлеченных лиц обязательное связующее звено — непосредственного выгодоприобретателя по сделке, и оставила ответственными только физических лиц, контролирующих выгодоприобретателя. Как представляется, отправление спора на новое рассмотрение направлено не в последнюю очередь на восстановление логики единого применения норм права ко всем участникам противоправных действий, суть которой должна заключаться в том, что физические лица, контролирующие бенефициара, могут быть привлечены к ответственности только в случае привлечения к ответственности самого бенефициара.

Откровение еще больше усиливается, когда суд, исходя из принципа действия закона во времени, применяет действующую на тот момент редакцию с годичным сроком исковой давности и отказывает в удовлетворении заявления о привлечении к субсидиарной ответственности, поданного в «стандартный» трехгодичный срок на основании пропуска срока давности. Несмотря на то, что редакция № 134-ФЗ прекратила свое действие почти десять лет назад, сейчас довольно много дел, которые суды рассматривают именно с учетом этой редакции закона о банкротстве. В связи с этим, когда к нам обращаются доверители в рамках защиты от субсидиарной ответственности, одним из первых шагов мы проверяем, в какой временной период были совершены вменяемые нарушения и, соответственно, какая редакция закона о банкротстве подлежит применению. Только за последние два года было несколько кейсов, когда удавалось защитить от субсидиарной ответственности именно по формальным основаниям —- пропуску срока исковой давности.

В данном случае у апелляционной инстанции была задача с двумя звездочками: во-первых, правильно истолковать и применить постановление Конституционного суда от 16.11.2021 года, наделяющее контролирующих должника лиц правом на обжалование связанных с должником судебных актов; во-вторых, принять во внимание пункт 24 банкротного Пленума № 35, который позволяет участникам дела о банкротстве восстанавливать сроки на обжалование актов во внебанкротных делах. Указанные правила не являются новыми (как видно из дат приведенных актов высших судов), однако на практике часто возникают ситуации, как и в рассматриваемом случае, когда суды вне банкротства игнорируют установленные подходы о применении банкротной специфики и формально руководствуются АПК РФ.