В апреле 2017 года акционер «Роскомснаббанка» Ирик Абдуллин на основании заключенного договора безвозмездно передал банку в целях увеличения чистых активов два помещения, которые были оценены в 151 млн рублей. Кроме того, в декабре 2017 года на основании еще одного договора Абдуллин также безвозмездно передал «Роскомснаббанку» вытекающее из договора участия в долевом строительстве требование к компании «Карат» (застройщику) о получении в собственность 69 квартир, цена которого составила 126,5 млн рублей. При этом в июне 2018 года банк и Абдуллин подписали соглашение о расторжении первого договора по соглашению сторон, в результате которого «Роскомснаббанк» вернул два помещения своему миноритарному акционеру. После признания «Роскомснаббанка» банкротом Агентство по страхованию вкладов потребовало признать соглашение о расторжении первого договора недействительной сделкой и вернуть в конкурсную массу спорные помещения. Суд первой инстанции, с которым согласились апелляция и кассация, отклонил заявление АСВ. Агентство пожаловалось в Верховный суд, который отменил акты нижестоящих судов и направил спор на новое рассмотрение в суд первой инстанции (дело А07-9566/2019).
Фабула
Ирик Абдуллин был акционером «Роскомснаббанка» (далее — банк), владеющим 9,8% акций.
Сославшись на пункт 1 статьи 32.2 закона об акционерных обществах, банк и Абдуллин в апреле 2017 года заключили договор о безвозмездной передаче имущества (далее — первый договор), по условиям которого Абдуллин как акционер банка для финансирования и поддержания его деятельности, а также в целях увеличения чистых активов банка обязался безвозмездно передать последнему нежилое помещение общей площадью 526,6 кв. м (далее — помещение № 713) и нежилое помещение общей площадью 1,3 тыс. кв. м (далее — помещение № 715).
Имущество было оценено в 151 млн рублей. При этом в договор были включены положения о том, что данный вклад не увеличивает уставный капитал банка и не изменяет номинальную стоимость его акций.
Обязательства по первому договору его стороны исполнили: Абдуллин передал, а банк принял имущество по акту в апреле 2017 года. Переход права собственности был зарегистрирован в апреле 2017 года.
Кроме того, со ссылкой на пункт 1 статьи 32.2 закона об акционерных обществах банк и Абдуллин в декабре 2017 года заключили еще один договор — договор об уступке требований (далее — второй договор), по условиям которого Абдуллин как акционер банка в тех же целях (финансирование и поддержание деятельности банка, увеличение его чистых активов) обязался безвозмездно передать банку требование к ООО «Карат» (застройщику) о получении в собственность 69 квартир общей площадью 2,9 тыс. кв. м, вытекающее из договора участия в долевом строительстве, цена которого составила 126,5 млн рублей. Условие о том, что данный вклад не увеличивает уставный капитал банка и не изменяет номинальную стоимость его акций, было включено и во второй договор.
Второй договор был зарегистрирован в декабре 2017 года.
В июне 2018 года банк и Абдуллин подписали соглашение (далее — соглашение), в текст которого включили положения о расторжении первого договора по соглашению сторон на основании статей 450 и 452 Гражданского кодекса и о возникновении в связи с этим на стороне банка обязательства по возврату Абдуллину помещений № 713 и № 715.
Обратный переход права собственности на упомянутые помещения был зарегистрирован в июне 2018 года.
По заключенному также в июне 2018 года соглашению об отступном Абдуллин произвел дальнейшее отчуждение помещений № 713 и № 715 в пользу Агвана Титояна. В том же месяце был зарегистрирован переход права собственности к Титояну.
При этом в августе 2019 года помещение № 713 было снято с кадастрового учета и из него были образованы два новых объекта — тоже нежилые помещения.
А в марте 2019 года ЦБ отозвал у «Роскомснаббанка» лицензию. В апреле 2019 года в отношении «Роскомснаббанка» было возбуждено дело о банкротстве, а в июле 2021 года открыто конкурсное производство.
В рамках процедуры банкротства «Роскомснаббанка» Агентство по страхованию вкладов (АСВ) оспорило соглашение, заключенное в июне 2018 года между банком и Абдуллиным, и попросило суд истребовать указанное в нем имущество из незаконного владения Титояна.
Суд первой инстанции, с которым согласились апелляция и кассация, отклонил заявление АСВ. Агентство пожаловалось в Верховный суд, который решил рассмотреть этот спор.
Что решили нижестоящие суды
Суды отклонили доводы АСВ о том, что первый договор является сделкой, направленной на предоставление компенсационного финансирования, а соглашение о его расторжении — недействительной сделкой, нацеленной на возврат указанного финансирования.
Суды исходили из того, что Абдуллин, будучи миноритарным акционером, не относится к числу контролирующих банк лиц. Внося вклад в имущество банка, он действовал открыто. Первый договор заключен как обычная корпоративная сделка в строгом соответствии с требованиями пункта 1 статьи 32.2 закона об акционерных обществах. Действия по расторжению первого договора не противоречат принципу свободы договора и положениям пункта 1 статьи 450 ГК РФ.
Суды не нашли оснований и для признания соглашения недействительным на основании статьи 61.2 закона о банкротстве.
Как установили суды, по состоянию на апрель 2019 года согласно заключению временной администрации по управлению банком совокупный размер обязательств банка превышал общую стоимость его активов на 18,7 млрд рублей. В связи с наличием разногласий по этому вопросу в рамках настоящего дела была назначена судебная экспертиза. В соответствии с заключением экспертов по состоянию на март 2019 года указанное превышение составляло 8,7 млрд рублей.
Принимая решение о признании банка банкротом, суд указал на то, что в марте 2019 года имущества банка не хватало для исполнения обязательств перед кредиторами, независимо от того, какой подход к исчислению конкретной величины превышения размера всех обязательств банка над совокупной стоимостью его активов является правильным (Банка России, временной администрации либо экспертов).
При разрешении обособленного спора суды пришли к выводу о том, что Абдуллин, не являющийся профессионалом в сфере финансового анализа кредитных организаций и не имеющий как миноритарный акционер доступа к текущим внутренним документам банка, не мог знать о его проблемах на момент заключения соглашения, даже если таковые имелись.
Одновременно с этим суды сочли, что признаки банкротства у банка возникли не ранее дня отзыва лицензии.
Кроме того, по мнению судов, взамен имущества, причитающегося банку по первому договору, Абдуллин предоставил равноценное требование о передаче квартир по второму договору. Строительство дома завершено и в процедуре конкурсного производства банка проводятся торги по реализации этих квартир.
В связи с отказом в признании недействительным соглашения суды отказали в истребовании недвижимости из владения Титояна.
Что думает заявитель
АСВ указывает на то, что Абдуллин знал о наличии кризиса в банке, поскольку какие-либо иные разумные мотивы безвозмездной передачи им имущества кредитной организации отсутствовали.
Последующее безвозмездное изъятие акционером ранее внесенного вклада в имущество банка уменьшает активы и причиняет тем самым вред кредиторам.
Вопреки выводам судов, по мнению агентства, второй договор не является замещающей сделкой по отношению к первому, так как второй договор заключен за 6,5 месяцев до расторжения первого.
Что решил Верховный суд
Судья ВС И.В. Разумов счел доводы жалобы заслуживающими внимания и передал спор в Экономколлегию.
ВС посчитал правильным общий вывод судов относительно того, что первый договор не охватывается разъяснениями, изложенными в Обзоре судебной практики разрешения споров, связанных с установлением в процедурах банкротства требований контролирующих должника и аффилированных с ним лиц (утвержден Президиумом ВС 29.01.2020 года; далее — Обзор от 29.01.2020 года).
Данный обзор посвящен финансированию, осуществляемому без использования предусмотренных корпоративным законодательством механизмов капитализации, в частности, таких как взносы в уставный капитал или вклады в имущество (статьи 15, 19 и 27 закона об ООО, статьи 25, 28 и 32.2 закона об АО).
В рассматриваемом же случае первый договор заключен на основании норм корпоративного права, закрепленных в пункте 1 статьи 32.2 закона об акционерных обществах. В текст договора включена прямая ссылка на упомянутый пункт закона.
Вместе с тем суды не учли ряд аспектов, отметила Экономколлегия.
Согласно пункту 1 статьи 32.2 закона об АО акционеры на основании договора с обществом имеют право в любое время вносить в имущество общества безвозмездные вклады в денежной или иной форме, которые не увеличивают уставный капитал общества и не изменяют номинальную стоимость акций. К договорам, на основании которых вносятся вклады в имущество общества, не применяются положения ГК РФ о договоре дарения.
Первый договор, как следует из его содержания, не связан с изменением процента участия в уставном капитале, а направлен на безвозмездную передачу акционером вклада в имущество банка и заключен в целях финансирования и поддержания его деятельности, а также увеличения величины чистых активов банка. Это соответствует положениям пункта 1 статьи 32.2 закона об АО, в том числе целям заключения такого рода сделок, закрепленным в упомянутом пункте закона.
При заключении первого договора его стороны не оговорили, что вклад, вносимый Абдуллиным в имущество банка, является возвратным.
Подписав спустя год после заключения первого договора, обязательства по которому прекратились надлежащим исполнением, соглашение о расторжении этого договора, Абдуллин и банк, по сути, создали новое основание для обратного перехода права собственности на вклад в имущество хозяйственного общества — заключили сделку, по которой АО обязалось осуществить безвозмездную передачу акционеру в собственность того, что он ранее внес (далее — обратная сделка).
Обратная сделка заключена Абдуллиным как акционером и непосредственно связана с его участием в капитале банка. Согласно абзацу восьмому статьи 2, статье 148 закона о банкротстве акционеры по таким обязательствам не относятся к числу конкурсных кредиторов, соответствующие обязательства носят внутренний характер и не могут конкурировать с внешними обязательствами, то есть с обычными обязательствами должника как участника имущественного оборота перед другими участниками этого оборота, пояснил ВС.
Таким образом, в силу прямого указания закона акционер Абдуллин одновременно с внесением вклада в имущество акционерного общества (банка) принял на себя повышенный риск его утраты на случай банкротства.
Следовательно, в преддверии банкротства возврат вклада Абдуллину не мог быть осуществлен до расчетов с независимыми кредиторами. При этом в Обзоре от 29.01.2020 описаны иные ситуации — случаи, когда акционер (участник) прибегает не к корпоративному, а к заемному финансированию, сохраняя возможность в случае успеха бизнес-проекта участвовать в распределении прибыли, но вместо повышенного риска пытается нести риск ординарного кредитора по некорпоративным обязательственным требованиям, подчеркнула Судебная коллегия.
По закону о банкротстве недействительной является подозрительная сделка кредитной организации при наличии совокупности обстоятельств:
сделка заключена в течение трех лет до дня назначения Банком России временной администрации по управлению кредитной организацией или после этого дня;
она совершена в целях причинения вреда имущественным правам кредиторов и в результате ее совершения такой вред был причинен;
другая сторона сделки знала об упомянутой цели (предполагается, что другая сторона знала о цели сделки, если она должна была знать об ущемлении данной сделкой интересов кредиторов должника).
Суды установили, что обратная сделка заключена за девять месяцев до дня отзыва у банка лицензии, то есть в трехлетний период подозрительности. Она является безвозмездной, а значит, направлена на причинение вреда кредиторам банка. В результате совершения обратной сделки конкурсная масса банка уменьшилась, что свидетельствует о фактическом причинении вреда.
Рассматривая вопрос об осведомленности Абдуллина о цели заключения обратной сделки, суды не учли, что акционер, внося вклад в имущество хозяйственного общества, соглашается с теми юридическими последствиями, которые установлены законодательством, а именно с невозможностью возврата им вклада до проведения расчетов с независимыми кредиторами.
Поэтому до заключения сделки по обратной передаче права собственности на вклад акционер должен проявить большую осмотрительность, приложить дополнительные усилия для проверки реального финансового состояния акционерного общества по сравнению с мерами общего характера, обычно предпринимаемыми контрагентами общества во исполнение предписаний статей 1 и 10 ГК РФ.
Это означает, что вопреки позиции судов владение миноритарным пакетом акций не является обстоятельством, достаточным для вывода о том, что акционер не должен был знать об ущемлении интересов кредиторов обратной сделкой.
Более того, как полагало АСВ, с декабря 2016 года по январь 2018 года безвозмездные вклады в имущество банка вносил не только Абдуллин, но и другие акционеры (Асанбаев, Галлямов, Латыпов, Латыпова, Николаева).
По мнению ВС, анализируя причины такого поведения, необходимо было учесть, что в обычных условиях гражданского оборота безвозмездная передача акционерами вкладов в имущество, как правило, направлена на преодоление кризиса, на что указывало АСВ.
При этом бремя опровержения данных утверждений лежало на Абдуллине: именно он должен был раскрыть иные разумные причины систематической докапитализации банка и представить соответствующие доказательства. На наличие такого рода доказательств суды не сослались. Не связанные с преодолением кризиса причины внесения акционерами вкладов в имущество банка суды также не установили.
В отсутствие убедительных возражений со стороны Абдуллина на позицию АСВ следовало признать, что в 2017 году банк находился в кризисной ситуации, о чем было известно акционерам, которые одинаково реагировали на этот кризис и действовали согласованно — совместно безвозмездно передавали кредитной организации свое имущество, считает СКЭС.
К марту 2019 года (к моменту отзыва лицензии), как установили суды, кризис приобрел масштабный характер — превышение совокупного размера обязательств банка над общей стоимостью его активов составляло по разным подсчетам от 8,7 до 18,7 млрд рублей.
Поскольку возникновение кризисной ситуации, ее развитие и переход в стадию объективного банкротства, как правило, не происходят одномоментно, в отсутствие достоверных доказательств иного у судов не было оснований полагать, что кризис был преодолен в июне 2018 года (на день заключения обратной сделки).
Коль скоро Абдуллин наряду с другими акционерами знал о начале кризиса и участвовал в общих мероприятиях по его преодолению, предполагается, что он как обычный рачительный собственник дорогостоящих активов, переданных банку, получал информацию о динамике реального имущественного состояния получателя — кредитной организации. Обратное должно было быть доказано ответчиком.
Таким образом, вывод судов о том, что Абдуллин не должен был знать об ущемлении обратной сделкой интересов кредиторов банка, является преждевременным и неподтвержденным.
Суждения судов относительно того, что признаки банкротства у банка возникли не ранее дня отзыва лицензии, противоречат обстоятельствам, установленным при открытии в отношении банка конкурсного производства, и, по сути, сводятся к не основанному на каких-либо доказательствах тезису о том, что кризис сформировался в банке либо из-за действий (бездействия), совершенных контролирующими его лицами в течение одного дня (07.03.2019 года), либо по вине временной администрации. С таким подходом ВС не согласился.
Вывод судов о том, что второй договор является замещающей сделкой по отношению к первому, судебная коллегия также нашла ошибочным.
Так, суды не привели какие-либо конкретные доказательства, указывающие на взаимосвязь обратной сделки со вторым договором. Кроме того, обратная сделка была заключена через полгода после заключения второго договора, когда имущество банка уже длительное время было увеличено на оба вклада Абдуллина (как по первому, так и второму договорам).
Доводы Титояна о добросовестном приобретении им имущества в настоящее время не могут быть приняты во внимание судебной коллегией, поскольку соответствующие обстоятельства не были предметом исследования и оценки судов.
Ссылки ответчиков на судебные акты по спору о привлечении Абдуллина к ответственности в виде возмещения убытков Экономколлегия отклонила, так как, подтверждая законность упомянутых судебных актов, суд округа сослался на акты по настоящему спору об отказе в признании обратной сделки недействительной.
Итог
ВС отменил акты нижестоящих судов и направил спор на новое рассмотрение в суд первой инстанции.
При новом рассмотрении спора суду следует проверить, охватываются ли спорные отношения по заключению и исполнению обратной сделки положениями пункта 2 статьи 61.2, пункта 3 статьи 189.40 закона о банкротстве, распределив бремя доказывания с учетом корпоративного характера этой сделки и целей ее совершения, после чего разрешить вопрос о добросовестности приобретения имущества Титояном.
Почему это важно
С позицией ВС РФ в данном деле нельзя не согласиться. Главная проблема заключается даже не в том, что ответчик являлся акционером банка, осуществлял корпоративное финансирование и должен был понимать риск преимущественного возврата имущества вперед независимых кредиторов. Ключевая особенность заключается в том, что произошло две сделки по спорному имуществу (а не одна, как указывали ответчики): первая — передача имущества акционером банку (прекращена исполнением), вторая — передача имущества от банка акционеру, причем вторая сделка недействительна по всем квалифицирующими признакам: срок подозрительности, безвозмедность, в пользу аффилированного лица и т. д. Если при новом рассмотрении дела заявителю будет отказано в истребовании имущества от добросовестного приобретателя, то как последствие стоимость имущества будет взыскана с акционера банка. Учитывая, что акционер безвозмездно дополнительно передавал банку и иное имущество (права требования квартир от застройщика), возможность взыскания с него крупной денежной суммы представляется крайне несправедливой с моральной точки зрения. Ситуация дает повод собственникам бизнеса лишний раз задуматься о целесообразности спасения «тонущих» предприятий.
Верховный суд вполне резонно указал, что судам нижестоящих инстанций следовало более детально изучить не только вопросы возможности применения статуса контролирующего должника лица к миноритарию и реализации вытекающих из этого последствий, но и проверить сделку на предмет оспоримости с учетом п. 2 ст. 61.2 закона о банкротстве, а также комплексно подойти к исследованию периода возникновения имущественного кризиса и осведомленности акционеров о нем. При этом примечательно, что у конечного приобретателя имущества сохраняется возможность защитить свои права и доказать добросовестность приобретения актива. Позиция ВС демонстрирует участникам обществ с любой долей участия на необходимость комплексной оценки рисков при совершении сделок.
Позиция ВС РФ интересна тем, что несмотря на то, что ВС РФ признал верным подход судов, что к миноритариям нельзя применять положения Обзора судебной практики разрешения споров, связанных с установлением в процедурах банкротства требований контролирующих должника и аффилированных с ним лиц, а именно положения о финансировании без использования корпоративных механизмов, вместе с тем, ВС разъяснил, что даже договор, заключенный на основании норм корпоративного права, может быть расценен как договор, направленный на финансирование должника. ВС РФ обозначил подход, в соответствии с которым не имеет значения, является ли акционер контролирующим или нет, важен тот факт, что акционер в любом случае имеет право на прибыль, а поэтому должен проявлять большую осмотрительность, приложить дополнительные усилия для проверки реального финансового состояния акционерного общества по сравнению с мерами общего характера. Таким образом, статус миноритарного акционера не освобождает таких лиц от повышенных требований к осмотрительности при заключении подобных сделок с должником. Более того, такие лица должны нести неблагоприятные экономические последствия в связи с оказанием ими финансирования должник.
Владислав Тебякин, юрист коллегии адвокатов Москвы «Параграф», отметил, что Верховный суд РФ еще раз обратил особое внимание на тот факт, что несмотря на миноритарную долю акционера он все равно принимает на себя повышенный риск утраты своих вложений на случай банкротства.
При этом отсутствие статуса КДЛ не свидетельствует о том, что акционер не мог не знать о финансовом состоянии банка, особенно в условиях передачи обществу дорогостоящих активов. Сам характер сделки указывает на фактический и непосредственный контроль миноритарного акционера над обществом, потому как трудно представить условия, при которых, не обладая должным влиянием, возможно осуществить возврат подаренного имущества по правилам п. 1 ст. 32.2 закона об акционерных обществах. Кроме того, Верховный суд РФ отметил, что в предмет доказывания в таких обстоятельствах входит установление добросовестности акционера, потому как само по себе владение миноритарным пакетом акций не презюмирует отсутствие его осведомленности об ущемлении такими действиями интересов независимых кредиторов. При этом очевидно, что высший суд намекает на противоречивость действий акционера, который, по сути, вернул подаренное обществу имущество в условиях кризиса, что в современной практике характеризуется ничем иным как корпоративным финансированием, потому как у банка отсутствовали какие-либо экономические мотивы по возврату полученного безвозмездно по сделке.
Указанное определение ВС РФ содержит ряд важных выводов для правоприменительной практики. Коллегия указала, что акционер должен принимать на себя повышенные риски невозврата имущества при внесении вклада в общество, так как оно не может быть возвращено ранее расчета с независимыми кредиторами. Кроме того, ВС РФ подчеркнул, что сам по себе миноритарный статус акционера не означает, что ему неизвестно о финансовом кризисе общества. Принимая на себя повышенные риски невозврата вносимого вклада, разумно действующий участник должен проявлять большую осмотрительность при проверке финансового состояния общества. Определение ВС РФ в очередной раз напоминает судам, что требования, вытекающие из корпоративного участия, не могут конкурировать с требованиями независимых кредиторов. Кроме того, ВС РФ ориентирует нижестоящие суды на недопустимость формального подхода к установлению осведомленности акционера об имущественном состоянии общества, опираясь исключительно на его миноритарный статус.
Валерия Терюхова, старший юрист юридической фирмы Nasonov Pirogov, отметила, что затронутая Верховным судом РФ тема компенсационного финансирования и его критериев, действительно, остается одной из наиболее интересных на данный момент в банкротстве.
Тем не менее, в рассматриваемом определении Верховный суд РФ возвращает нас к практике определения случаев докапитализации должника, которая ранее формировалась из корпоративной практики и существование которой не исключается Обзором от 29.01.2020 года. Представляется, что самыми примечательными моментами спора выступили абсолютно противоречивые тезисы судов об отсутствии признаков осведомленности миноритарного акционера о состоянии должника. Подробно анализируя положения Обзора от 29.01.2020 года и специальные положения об оспаривании сделок в законе о банкротстве, суды, тем не менее, упустили из поля внимания, что наличие у акционера только 9,8% голосов не является «презумпцией» объективного отсутствия сведений о начале имущественного кризиса. Более того, поверхностный анализ вносимых в этот же период вкладов от нескольких акционеров, включая ответчика по оспариваемой сделке, их периодичность и безвозмездность, напротив, свидетельствуют о попытках докапитализировать должника, почувствовавшего на себе первые предпосылки имущественного кризиса. В данном случае бремя доказывания отсутствия цели предотвратить имущественный кризис следовало возложить на акционера.
Более того, по словам Валерии Терюховой, возник крайне дискуссионный вопрос о начале имущественного кризиса в отношении банка.
«Учитывая то обстоятельство, что отзыв лицензии был осуществлен в марте 2019 года и в период с 2017 года до момента отзыва лицензии акционеры периодически передавали имущество на безвозмездной основе банку, следовало более детально рассмотреть согласованность их действий в совокупности с изменениями показателей финансовой отчетности. Таким образом, несмотря на отсутствие фактической новизны, отмеченные в рассматриваемом определении ВС моменты позволяют сместить фокус с Обзора от 29.01.2020 года на менее очевидные корпоративные моменты, а также на их связь с наступлением имущественного кризиса в отношении должника», — пояснила она.
Определением ВС РФ обратил внимание, что обзор судебной практики по требованиям контролирующих должника и аффилированных с ними лиц не является единственным необходимым инструментом при рассмотрении споров с участием акционеров (участников) общества, поскольку посвящен финансированию в обход корпоративных механизмов. Верховный суд установил, что в случае, когда участники осуществляют финансирование путем корпоративных механизмов (вне зависимости от доли участия), предусмотренных законами об ООО и АО, в период имущественного кризиса общества, они принимают на себя обоснованный риск утраты имущества, которое не подлежит возврату до расчетов с независимыми кредиторами. Данный подход является логичным дополнением обзора судебной практики по требованиям контролирующих должника.
Красивое и доктринально обоснованное определение ВС, отражающее экономический анализ спорных правоотношений. Согласиться, наверное, можно почти со всем. Действительно, внесение вклада в имущество по специальной норме при отсутствии указания на возвратность не дает основания расторгнуть такую сделку путем возврата переданного. С предварительной квалификацией оснований недействительности как возможных также следует согласиться: поведение акционера и его коллег —иных акционеров — позволяло сделать вывод о наличии имущественного кризиса в банке. В определении вызывают внимание следующий момент. К акционерам применен самый высокий стандарт осмотрительности (выше, чем у обычных предпринимателей; видимо, это стандарт «вне всяких разумных сомнений»), исходя из которого6 видимо, акционер, в принципе никаких действий по вовзрату актива совершать не мог. Такое закрепление позиции, во всяком случае, не оставляет неопределенности.
