Антон Никулин

Они посчитали требования заявителя неденежными, вытекающими из обязательства имущественного характера и подлежащими трансформации в денежное, а также что решение суда общей юрисдикции, разрешившее неденежное требование, можно не учитывать, переоценив обстоятельства и доказательства, которые уже были предметом рассмотрения в суде общей юрисдикции. При таких обстоятельствах постановление суда кассационной инстанции является правильным и обоснованным, поскольку нарушение судами основополагающего принципа обязательности судебных актов, закрепленного в Федеральном конституционном законе "О судебной системе РФ", а также в ст. 16 АПК РФ, ст. 13 ГПК РФ и иных законодательных актах, недопустимо, может повлечь возникновение ситуации правовой неопределенности в отношении спорного имущества.

С учетом установленного п. 26 Постановления Пленума ВАС РФ № 35 от 22.06.2012 повышенного стандарта доказывания в делах о банкротстве при рассмотрении судами обособленных споров, вытекающих из заключенных должником договоров займа, доводы о фактической аффилированности кредитора и должника, а также о мнимости договора займа ввиду того, что финансовое положение кредитора не позволяло ему выдать заем должнику, безусловно, заслуживают внимания судов. Суд кассационной инстанции обоснованно указал судам нижестоящих инстанций и участникам дела о банкротстве на наличие правового механизма защиты прав кредиторов, которые полагают свои права нарушенными судебным актом, на котором основано требование кредитора.

Законом о банкротстве не установлены специальные правила о сроке исковой давности по требованию о взыскании убытков с КДЛ или КУ, следовательно, действуют правила гражданского законодательства об общем сроке исковой давности, который составляет три года (п. 1 ст. 196 ГК РФ) и по общему правилу начинает течь со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права и о том, кто является надлежащим ответчиком по иску о защите этого права (ст. 200 ГК РФ). Так как в данном случае иным судебным актом заявителю было отказано в установлении статуса залогового кредитора именно в связи с утратой предмета залога, посредством его реализации на торгах, то и срок исковой давности по заявлению о взыскании убытков, в таком случае, следует исчислять с момента такой утраты.

Обращает на себя внимание вывод суда кассационной инстанции о том, что юридические лица, в т.ч. и должник, выполнявшие функции фактического представительства крупных иностранных компаний в РФ, и публично объявившие о прекращении своей деятельности в РФ не наделяются признаком неплатежеспособности или недостаточности имущества автоматически, лишь в силу того, что ими принято такое решение и опубликовано соответствующее сообщение. Соответственно, кредитор такого должника, в отношении которого была совершена оспариваемая сделка не может по умолчанию считаться осведомленным о неплатежеспособности или недостаточности имущества должника для расчетов с другими кредиторами.

В настоящее время, в подавляющем большинстве случаев, при поступлении в суд аналогичных заявлений о включении в РТК, основанных на договоре займа или смежных правоотношениях кредитора с должником, суд первой инстанции уже в определении о принятии заявления кредитора к производству указывает на необходимость для кредитора представить в суд документы, подтверждающие его финансовое положение и наличие у него финансовой возможности для предоставления займа должнику в указанном им размере. В рассматриваемом случае суды первой и второй инстанций, при рассмотрении обособленного спора, проигнорировали установленные в п. 26 постановления Пленума ВАС РФ №35 от 22.06.2012 г. повышенные стандарты как доказывания, так и проверки и оценки доказательств. Позиция судов совпала с позицией ВС РФ, отраженной, в т.ч., в определениях № 41-КГ17-39 от 131.02.2018 г., № 46-КГ20-21-К6 от 01.12.2020 г., согласно которой вопрос об источнике возникновения принадлежащих заимодавцу денежных средств, по общему правилу, не имеет значения для разрешения гражданско-правовых споров.

Суд апелляционной инстанции проигнорировал прямое указание ВС РФ, содержащееся в п.20 постановления Пленума № 13 от 28.05.2019 г., ошибочно посчитав, что факт недостаточности имущества основного должника (казенного предприятия) может быть установлен лишь на стадии исполнения судебного акта и это является основанием для отказа в иске. Необходимо отметить, что факт недостаточности имущества основного должника может быть установлен также в ходе судебного рассмотрения спора, например при отсутствии денежных средств на счетах казенного предприятия, исходя из представленных сторонами либо истребованных судом выписок по счетам. Но, тем не менее, ВС РФ в своих руководящих разъяснениях не приравнивает этот факт к основанию для отказа в подобном иске, а предлагает судам указать в резолютивной части судебного акта на взыскание задолженности с основного должника, а при недостаточности лимитов бюджетных обязательств — с субсидиарного должника.

Однако суды не уделили достаточно внимания ключевому обстоятельству: фактическое отсутствие истребуемой документации и имущества должника у бывшего руководителя. На заявление арбитражного управляющего об обязании передать документацию распространяются общие требования процессуального законодательства. При предоставлении ответчиком доказательств отсутствия истребуемого имущества и документов, при отсутствии опровергающих доказательств того, что имущество и документы находились у бывшего руководителя должника в период исполнения им своих полномочий или на момент рассмотрения спора, при недоказанности факта его намеренного уклонения от передачи имущества и документов, заявление конкурсного управляющего было удовлетворено необоснованно, отмененные судебные акты не являются исполнимыми, на что верно указал суд кассационной инстанции.

Как видно из судебных актов, оспариваемые сделки совершены в течение 3-летнего периода подозрительности. Как верно указал ВС РФ, пунктом 1 ст. 61.1 закона о банкротстве предусмотрена возможность признания недействительными сделок, совершенных иными лицами, но за счет должника. По смыслу статей 990, 996 ГК РФ источником полномочий комиссионера по совершению сделки от имени комитента не может являться иное лицо, кроме самого комитента-должника и без его прямого волеизъявления эта сделка не могла быть совершена. Право собственности на имущество до момента реализации сохраняется за должником, комиссионер — всего лишь посредник. Странно, по-моему мнению, что суды трех инстанций в двух обособленных спорах допустили такие ошибки. При таких обстоятельствах является обоснованным вывод о том, что необходимо было проверить оспариваемую сделку на предмет наличия у должника цели причинения вреда имущественным правам кредиторов, установить, не продан ли автомобиль по цене, значительно ниже рыночной, имелись ли у должника на момент сделки неисполненные обязательства перед кредиторами.

В данном случае ни конкурсный управляющий ООО «Центурион» (должника), ни суды нижестоящих инстанции не обратили внимания на ключевое юридически-значимое обстоятельство — наличие либо отсутствие кредиторов, требования которых уже существовали на момент совершения должником спорных сделок по перечислению денежных средств. При отсутствии кредиторов к указанному моменту вывод о недобросовестности действий должника (ст. 10 ГК РФ) невозможен. В случае же, если кредиторы были, полагаю, что немаловажным является и вопрос об объеме их требований и том, насколько существенным он являлся по отношению к объему оспариваемых сделок, совершенных должником, в момент их совершения.

Конституционный суд в постановлении от 16.05.2023 года № 23-П сформулировал свою позицию, исследуя реализацию гражданами–участниками долевой собственности преимущественного права покупки долей в праве общей собственности на жилые помещения и земельные участки. В данном же случае, поскольку речь шла о преимущественном праве покупки совершенно иного по правовой природе объекта — доли в уставном капитале ООО, ВС РФ устранил коллизию с нормами ст. 250 ГК РФ. Указано, что применению подлежат специальные нормы закона об ООО, которые предусматривают особенности механизма реализации доли в уставном капитале ООО в рамках процедуры банкротства. Позиция ВС РФ выглядит логичной, основанной на принципе приоритета специальной нормы права над общей, но интересно также и то, что ВС РФ отдельно обратил внимание сторон и нижестоящих судов на необходимость определения действительной стоимости отчуждаемых долей.

Исходя из буквального толкования пункта 4 статьи 61.20 закона о банкротстве, в иск о взыскании убытков с контролирующего лица, поданного после прекращения дела о банкротстве или возврата заявления, такие требования включить нельзя. Суды трех инстанций заняли именно эту позицию, несмотря на последовательное процессуальное поведение ФНС России и приведенные ею аргументы. Заслуживает внимание довод уполномоченного органа о нецелесообразности повторного возбуждения повторного дела о банкротстве лишь для установления отсутствия финансирования и формального присоединения требований и нарушении принципа процессуальной экономии. Необходимо обратить внимание, что окружной суд, отменяя судебные акты нижестоящих судов, сделал принципиально важный вывод о том, что действия Гасюка находятся в причинно-следственной связи с невозможностью исполнения обществом обязательств по уплате налоговых платежей, как доначисленных в результате выездной налоговой проверки, так и по представленным самим обществом декларациям. Однако в отсутствие достаточного количества разъяснений кассация, видимо, не стала креативить и толковать пункт 4 статьи 61.20 закона о банкротстве в пользу ФНС.