Даниил Наймушин

Важным моментом в определении является указание на то, что наличие аффилированности между должником и цессионарием, равно как и заинтересованность сторон, не влияет на действительность уступки, если она совершена в рамках открытых торгов. Это устанавливает четкие ориентиры для защиты прав сторон, исключая возможность злоупотреблений. Практика, вероятно, укрепится в сторону системного подхода к защите экономических интересов, исключающего двойное взыскание. Решение задает прозрачный стандарт для квалификации солидарных обязательств и усилит ответственность кредиторов за действия при уступке требований.

Мы активно развиваем институт привлечения к субсидиарной ответственности скрытых бенефициаров, что особенно важно в сложных корпоративных конфликтах, как в случае с «Уралстройнефть». Здесь мы видим необходимость не просто формального определения ответственности, но и установления реального влияния лиц, принимающих ключевые решения, даже если они действуют через доверенных представителей или сложные корпоративные схемы.

Что касается Дмитрия Савельева, до лишения его депутатской неприкосновенности перспективы привлечения его к ответственности были значительно ниже, поскольку этот статус создавал дополнительные барьеры для правового преследования. Тем не менее мы продолжили собирать доказательства, что позволило сформировать прочную позицию для привлечения к субсидиарной ответственности после утраты им иммунитета.

Решения судов первой и кассационной инстанций по делу № А41-82788/2016 демонстрируют поддержку важного тренда в защите конкурсной массы. Управляющая, пропустившая сроки исковой давности для оспаривания сделок, по мнению судов, допустила серьезное бездействие, что привело к убыткам. Интересно и примечательно применение принципа эстоппеля, поскольку управляющая сначала утверждала, что сделки недействительны, но изменила позицию, когда встал вопрос о взыскании убытков. Особенно ценно, что суды уделили внимание платежеспособности ответчиков по оспариваемым сделкам. Такой подход минимизирует риски взыскания убытков с управляющих за неоспоренные сделки с заведомо неплатежеспособными лицами, что могло бы негативно сказаться на практике. Это важная защита от чрезмерных требований кредиторов, так называемого "кредиторского терроризма", особенно в условиях повышения государственных пошлин.

Я полностью согласен с выводами суда кассационной инстанции, особенно учитывая, что конкурсный управляющий прекратил расчет вознаграждения после окончания значимых процессуальных действий. На мой взгляд, даже при отсутствии активных мероприятий вознаграждение должно начисляться, поскольку управляющий остается вовлеченным в процесс, но здесь, возможно, были особые обстоятельства, раз он сам отказался от вознаграждения. Хотя фиксированная часть вознаграждения не вызывает вопросов в практике, процентная часть давно требует доработки. Особенно это актуально в случаях реализации крупных активов и привлечения контролирующих лиц к субсидиарной ответственности, где расчет вознаграждения может достигать значительных сумм. Будет интересно наблюдать, как недавно введенный п. 18 ст. 20.6 будет работать в практике.

Я считаю, что суды всех трех инстанций сделали правильные выводы в рамках указанного обособленного спора. На мой взгляд, конкурсный управляющий либо изначально выбрал неверную стратегию, сосредоточившись на оспаривании кредитных договоров, реальность которых была подтверждена судебными актами, либо стремился преюдициально установить факты для последующего привлечения контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности или взысканию убытков. Если целью действительно было признание кредитных договоров недействительными, конкурсному управляющему следовало обжаловать решения судов общей юрисдикции. Последние поправки в ст. 16 закона о банкротстве как раз закрепили порядок такого обжалования.

Позиция Верховного суда очень ожидаема и нужна, но представляется неоднозначной. С одной стороны, она устраняет путаницу между арестами, наложенными в уголовном процессе, и банкротной процедурой, уравнивая права всех кредиторов и устанавливая, что требования потерпевших удовлетворяются наравне с другими кредиторами в составе третьей очереди. Однако оставленный механизм "продажи имущества под арестом" через управляющего и снятия этого ареста Росреестром после сделки создает очевидные риски для покупателей. Такой подход может снизить привлекательность торгов, особенно для дорогостоящих активов, и увеличить сроки реализации имущества. Эта позиция, вероятно, приведет к уменьшению спроса на имущество должников в рамках банкротства, так как потенциальные покупатели будут избегать активов с возможными длительными задержками в регистрации. Чтобы упростить практическую реализацию, было бы более логично снимать все аресты при признании должника банкротом.

В течение короткого времени до введения процедуры банкротства, а также после начала производства (следует отметить, что в отношении должника сразу была введена упрощенная процедура банкротства — конкурсное производство), значительная часть активов была отчуждена в пользу третьих лиц. На момент начала процедуры банкротства в собственности должника оставались транспортные средства. В ходе конкурсного производства управляющий не предпринял необходимых мер для анализа сомнительных сделок, не осуществлял поиск активов и не взыскивал дебиторскую задолженность. Указанное бездействие стало основанием для подачи заявления о взыскании с арбитражного управляющего убытков.

С позиции контролирующего лица решение можно назвать справедливым: действительно, отказ конкурсного управляющего от привлечения к субсидиарной ответственности одного из соответчиков в перспективе может негативно сказаться на размере субсидиарной ответственности каждого контролирующего лица. Вместе с тем, подлежат учету и анализу мотивы, по которым конкурсный управляющий отказался от права на привлечение соответчика к субсидиарной ответственности. Причины отказа конкурсного управляющего в анализируемом деле были связаны с тем, что дальнейшие попытки привлечения одного из контролирующих лиц к субсидиарной ответственности, учитывая намерение на завершение конкурсного производства, не имели юридического обоснования и экономического смысла, что также нашло отражение в соответствующем решении собрания кредиторов.

Во-первых, первая сделка из цепочки, совершенная между ООО «Амтек» и ООО «Амтек сервис», уже была признана недействительной, в связи с чем не требовалось признавать последующие сделки недействительными, так как в российской правовой системе совершаемые сделки каузальны и в случае признания недействительной первой сделки все остальные признаются недействительными по принципу домино. Как мне кажется, в данном случае необходимо было обращаться с виндикационным иском к ООО ДСК «Амтек», либо, как вариант, нужно было заявлять о том, что это цепочка сделок, еще при рассмотрении обособленного спора о признании сделок недействительными в рамках дела о банкротстве ООО «Амтек». В определении о передаче кассационной жалобы на рассмотрение коллегии Верховного суда, по словам юриста приведены ссылки на дела, в рамках которых рассматривался именно такой вопрос – признание цепочки сделок единой сделкой и соответствующее признание ее недействительной с автоматическим возвратом имущества в конкурсную массу.